Когда Бурганов спрашивает себя во вступительной статье к каталогу своей выставки: «Сумею ли я противостоять неистребимой геометрии новых коробок?» — он точно формулирует цель своего творчества. Его ошеломляющие композиции, его клетки и лестницы, окна и драпировки, рамы, кони и цветы принимаются не сразу, но после того как увидишь бургановские драматические постановки, на скульптуру иного рода смотреть скучно: все правильно, все было и будет еще много, много раз. Пространственные композиции Бурганова интересны и тем, что в них все противоположно тому, что мы привыкли видеть: у него фигуры статичны, даже статуарно неподвижны, а драпировки, рамы, лестницы и главное — пространство наполнены движением, одухотворены чувством, живой эмоцией. Здесь пространство «работает» своими пустотами так же активно, как и пластический объем. Именно в пространстве заключено биение жизни. Недаром так напряженно выглядят композиции Бурганова на воздухе, в окружении зелени, во взаимодействии с людьми! Эффект может быть еще значительнее, если скульптура будет переведена в бронзу.

Пластическая метафора «Война и мир» (1980) являет собой предельное выражение движения, это калейдоскоп форм, поворотов, столкновений. Но здесь есть и предельная ввинченность скульптурных объемов в пространство, которое ограничено тонкими прутьями решетки. Кажется, что скульптор демонстративно «извлек» из этого куба все лишнее, оставив только сложно сплетенные формы. Все здесь крепко завязано и выполнено. Эта работа одна из наиболее додуманных. И все же в ней ощущается эффект не только пластически-объемный, но и «графически-литературный».

Искания Бурганова непередаваемы и сложны, но ясно одно — 80-е годы прошли для него под знаком увлечения поисками новых пространственных решений. Бурганов накапливал опыт в станковой пластике, хотя уже многие его работы могли быть переведены в материал и установлены в городских парках и скверах. Им было бы легко врасти в город, так как в них уже были заложены контактно-средовые качества.

Можно по-разному относиться к бургановской скульптуре. Но одно остается очевидным — скульптура Бурганова диалогична по своей сути; она способна своим намагниченным пространством насытить среду городской территории, внести в нее свою многозначительность, загадочность, метафоричность. Бургановские иносказания и преувеличения нужны современному городу так же, как сказке нужен волшебник. Они будут удивлять, возмущать, радовать, но их загадочность и скрытая дидактика никого не оставят равнодушным.

Подготовлено по книге С. Базазьянца «Художник, пространство, среда»