Проза Василия Шукшина
Как писатель Шукшин обогащал киноискусство новыми темами, новыми сюжетами. Он был проблемен, он доверял слову, диалогу. «Россия разговаривающая, Россия спорящая, иронизирующая, вырабатывающая всякого рода живописные словесные формулы — таков главный герой Шукшина» (Чалмаев В. Обновление перспективы. М., «Современник», 1978, с. 119). Материализация сознания (например, в киноновелле «Думы») ему не всегда удавалась, как удавалась она Довженко, Бергману, Рене, может, из-за документальности его киностиля. Но Шукшин дал экрану неоценимое — человеческие характеры.
В прозе своей Шукшин считал ведущей тему душевных поисков. Он перенес ее и в кинематограф, тем самым обогатив искусство кино животворной традицией классической русской литературы. «Яростная жажда высокого смысла, последнего смысла — она у Шукшина объясняет все, всю стилистику, весь пафос; этой жаждой пронизаны у него все тексты и роли, до последнего словечка, все высказывания, до любого вскользь брошенного словца, бережно реставрируемого теперь слышавшими его людьми» (Аннинский Л. И память — по труду. — «Лит. Россия», 1983, 15 апр.).
О своеобразии шукшинской прозы точно сказал Залыгин. «Все просто. Все обыденно. И все — серьезно. И восстановлено утерянное было умение русской прозы говорить о малом факте жизни, как о Жизни. Чеховское, бунинское умение. Для классического русского рассказчика первостепенное значение имел сам факт жизни, а себя самого он ощущал как некий инструмент, как средство выражения все той же жизни» (Залыгин С. Несколько слов о современной русской прозе. — «Красный Север», 1979, 27 марта).
Мы не знаем, есть ли в нашем кино Чехов, Бунин. Хотя есть традиция говорить о современной жизни в формах самой этой жизни. Она проявлена в отдельных фильмах Герасимова, Ростоцкого, Хуциева, Иоселиани, других мастеров. Заслуга Шукшина в сознательном, последовательном утверждении этой традиции — на классическом уровне. Шукшин не выпячивал свое режиссерское «я». Жизнь была для него не поводом для профессионального самовыражения, она была важна для него сама по себе.
А ведь в конечном счете услышан тот, кто сказал то, что хотел сказать, а люди не заметили, как он это сделал, считал Шукшин. В этом магия искусства. Он, но крайней мере в своих актерских опытах, всегда чувствовал удовлетворение, когда удавалось хоть немножко пожить в кадре независимо от камеры. Когда он не знал, где она стоит.